Логомахия. Поэма Тимура Кибирова «Послание Л.С. Рубинштейну» как литературный памятник

Автор: Золотоносов Михаил, «Логомахия. Поэма Тимура Кибирова «Послание Л.С. Рубинштейну» как литературный памятник»: В книге публикуется текст поэмы Тимура Кибирова «Послание Л. С. Рубинштейну» (1987-1988) и посвященное ей исследование, в кото ром поэма рассматривается как уникальный литературный памятник переходной эпохи 1987—1990 гг., то есть изучается не только в литературном контексте как образец постмодернизма и соц-арта, в контексте произведений Д. Пригова, Л. Рубинштейна, М. Сухотина, как «большая форма», созданная на основе центона, как образец борьбы с «советским языком», но и в контексте политическом: как сбывшийся прогноз «конца социализма». В тот период, когда вся позднесоветская публицистика боролась за «социализм с человеческим лицом», Кибиров демонстративно и издевательски (но с лирическим надрывом) прощался с «родной советской властью». Подробно исследуются читательские реакции на публикации фрагмента поэмы в рижской газете «Атмода» (21 августа 1989 г.) и особенно в газете Ленинградского Союза журналистов «Час пик» (17 сентября 1990 г.). В Приложении I публикуется 30 читательских писем в «Час пик», которые сохранились в архиве автора исследования, письма подробно прокомментированы, их уникальной особенностью является использование всех советских идеологических клише, которые употреблялись еще А. Ждановым в борьбе с «чуждыми» явлениями, а потом — в борьбе с А. Сахаровым и А. Солженицыным. Поэма Кибирова, напечатанная в «Часе пик» тиражом 200 тыс. экз., породила ситуацию скандала, стала общественно значимым событием, аналогичным феноменам авангарда с его фирменными «пощечинами общественному вкусу». В итоге письма читателей получились столь же «постмодернистскими» текстами, насыщенными цитатами, как и поэма Кибирова. Новому поэтическому языку, составленному из цитат из русской классики и иронически интерпретированных советских символов, был противопоставлен старый язык советской идеологии, причем оба языка были объединены применением мата и чужих слов и оформлены в особом жанре — «писем трудящихся». Почувствовав, что этого не делает партия, отповедь газете и Кибирову, посягнувшему на миф о вечной советской власти, стали сочинять сами читатели, пользуясь тем лексическим и фразеологическим ресурсом, которым владели. Возникла борьба языков — логомахия. Одновременно читатели протестовали против нарушения культурной (литературной) конвенции, т. е. принятой системы «можно» и «нельзя», определенным образом облагораживающей, улучшающей реальность. Результаты эксперимента с публикацией поэмы дали возможность остро почувствовать смену культурных эпох и динамику литературной системы, заключающуюся в превращении бытового факта (каким изначально являлась поэма, рассчитанная на чтение в узком кругу приятелей) в литературный. В историко-литературной перспективе эта важнейшая функция поэмы Кибирова может быть определена как реализация и даже ускорение этих процессов. Можно было наглядно убедиться в том, что действительно «литература есть динамическая речевая конструкция» (Тынянов), которая вдруг обрела динамику прямо у всех на глазах. Особое внимание в исследовании уделено обсценной лексике, использованной в поэме и без купюр перепечатанной в массовой универсальной газете «Час пик». В этой связи подробно изучается история легализации обсценной лексики в позднесоветской печати, а уже в этом контексте — значение публикации в «Часе пик»; отдельно изучается гипотетический генезис и функция понятия «пиздец» — одного из центральных в поэме Кибирова. Введение ненормативной лексики в поэтический язык рассматривается как осознанный протест: в своей традиционной форме язык «поэзии советской» воспринимался как навязанная ложь, которая в 1980-е годы была окончательно осознана неотъемлемым и уже нестерпимым качеством советской жизни, в том числе советской поэзии и в целом литературы. Политический аспект проблемы связан в исследовании с той функцией, которую в конце 1980-х годов легализация обсценной лексики выполняла в процессе преднамеренного разрушения старой идеологической системы. Легализация мата представлена как один из важных этапов деконструкции всей прежней идеологии. Одновременно в исследовании подробно изучаются и другие примеры использования мата в художественных текстах второй половины 1980-х годов — таким образом, чтобы поэма Кибирова оказалась в ряду аналогичных примеров (не только сочинения Вен. Ерофеева и Ю. Алешковского, но и тексты М. Волохова, С. Гундлаха, Е. Летова). В Приложении II впервые публикуются (и подробно комментируются) 12 стихотворений Н. Кононова, в которых ненормативная лексика с неизбежностью появилась для создания нового поэтического языка, нужного для описания специфических фрагментов советского мира, внушающих непреодолимое отвращение.